Почему Островец — лучший вариант для строительства атомной станции

В интервью белорусского посла в Литве Александра Короля еженедельнику «Экспресс–неделя», которое было размещено и на сайте нашего МИД, дипломат сравнил призывы остановить строительство БелАЭС с«мелодией заезженной пластинки».

Позже в МИД заявили, что вопрос противостояния проекту Белорусской АЭС приобрел в литовской политической среде характер навязчивой идеи. Это был комментарий к состоявшемуся в начале февраля заседанию в Женеве Комитета по выполнению Конвенции Эспо. Его участники озаботились якобы недостаточностью информации в обоснование выбора Островецкой площадки. Министр энергетики, возглавлявший делегацию Литвы в Швейцарии, назвал то решение историческим и максимально благоприятным для своей страны.

Парировав тем, что в нарушение процедур «Беларусь была лишена возможности официально прокомментировать необоснованные претензии к ней», МИД с разочарованием заявил, что «антибелорусское решение» было принято в угоду Литве.

Дипломаты делают свое дело. И все же почему для строительства атомной станции был выбран именно Островец? Нам, гражданам Беларуси, и литовцам, очевидно, полезно это знать.

Едва ли в проблему кто–то посвящен больше, чем Николай Груша, который работал заместителем генерального директора Объединенного института энергетических и ядерных исследований «Сосны», возглавлял Департамент по ядерной энергетике Минэнерго и долгое время руководил работами по выбору площадки.

Из комментария МИД Беларуси: «Уничтожив собственную ядерную энергетику и отказавшись от белорусских предложений строить АЭС совместно, литовским политикам, очевидно, не остается ничего другого, как пытаться переложить бремя ответственности перед избирателями с больной головы на здоровую». 

«Островец оказался лучшим вариантом»

Работы стартовали еще в 1992 году и продолжались с большей или меньшей интенсивностью вплоть до 2008–го. Началось с так называемых камеральных, фактически кабинетных исследований. Они предполагали изучение —  по архивным, фондовым источникам — всех факторов, которые могли влиять на безопасность АЭС: сейсмичность, гидрогеология, прочность грунтов, даже вулканические риски…

Собеседник подкрепляет рассказ выдержками из объемного фолианта под названием «О выборе места размещения атомной электростанции в Республике Беларусь». Составители документа — Министерство энергетики и Национальная академия наук. Уже на 1–й странице сказано, что выбираются две конкурентные площадки, а решение в пользу одной из них определяют 5 совокупных критериев. Это природные и техногенные факторы; экология, социально–экономические соображения; безопасности населения; общественное мнение.

Сначала исключались места, где АЭС размещать нельзя. Например, вблизи крупных промышленных объектов, магистральных газо- и нефтепроводов, залежей природных ресурсов, включая и запасы воды… По этим исследованиям была создана карта отклоненных территорий: они охватили половину площади страны.

На оставшейся был начат поиск потенциальных мест для размещения станции. На первом этапе были определены 72 пункта. Николай Груша подчеркивает: это не населенный пункт и даже не точка на карте, а площадь. Пункт — это территория до тысячи (!) квадратных километров, на которой надо определить собственно площадку в 10 — 15 кв. км. После согласований с министерствами и ведомствами (где–то могли располагаться военные или иные объекты) перечень сократился до 15 пунктов. На них были проведены более глубокие исследования, включая и дорогостоящие работы на местности.

После отбраковки остались две площадки в Могилевской области: Краснополянская и Кукшиновская, которые были обследованы всесторонне. Для буровых работ, в частности, в Бельгии была закуплена специальная, весьма дорогая техника. Выяснилось, что на глубинах более 30 метров залегают меловые отложения, которые могут вымываться грунтовыми водами и образовывать карсты, пустоты. Для оценки грунтов были приглашены специалисты киевского института «Энергопроект», где проектировались  несколько украинских АЭС.

Украинские специалисты дали официальное заключение, с которым были солидарны их российские коллеги и которое звучало примерно так: если не хотите проблем — здесь не стройте. Документ не был «запрещающим». Можно было строить более мощный свайный фундамент на глубину более 70 метров. Но это вышло бы дороже, да и поведение свай предсказать было трудно. Словом, пришлось продолжить поиск и повторно перебрать все пункты.

В прошлом году Литва закупила в нашей стране электроэнергии на 50 млн евро, в 8,5 раза больше, чем годом ранее.

Н.Груша: «Брестская область вообще выпала из рассмотрения из–за высокого уровня грунтовых вод и паводковых рисков. По той же причине отпала Верхнедвинская площадка в Витебской области. Методом исключения мы вернулись к Островецкой, резервной».

Когда площадка подверглась основательным исследованиям, выяснилось, что грунт здесь практически скальный. «По всем прочим важнейшим параметрам равной ей тоже не было, она — лучшая», — резюмирует Н.Груша.

— А как же землетрясение, которое якобы произошло в этих краях в 1908 году?

— Не странно ли, что нигде в официальных документах царской России о нем нет упоминания? Даже железнодорожники его не заметили, хотя при 8 баллах рельсы могут разойтись! О событии известно только со слов некоего магната, который где–то там обитал. Тем не менее изыскатели исходят из принципа «консервативного подхода». Если событие когда–то упоминалось хотя бы в литературном источнике, лучше принять это во внимание. БелАЭС рассчитана на 8–балльное землетрясение.

20 декабря 2008 года правительственная комиссия одобрила акт выбора земельного участка под площадку БелАЭС, о чем Международное агентство по атомной энергии, МАГАТЭ, было поставлено в известность. С тех пор его специалисты не единожды посещали станцию с различными миссиями и претензий по выбору площадки ни разу не предъявляли.

Констатируем, что выбор Островца для строительства АЭС мотивировался не чьей–то прихотью и не конъюнктурными соображениями. Ему предшествовали многолетние исследования, а итог предопределил комплекс факторов. Точно тех же, которые в подобных случаях учитывают во всем мире: экономика, экология, общественное мнение.

«Действия литовских властей выглядят алогичными»

Но почему с нашим выбором не могут смириться литовские политики, чего хотят добиться и как нам на это реагировать? На эти вопросы в блицинтервью «СБ» ответил другой профессионал: политолог, директор аналитического центра «Актуальная концепция» Александр Шпаковский.

— Напомните, пожалуйста, реакцию литовской стороны на беспокойство, которое высказывала наша страна в связи с планами строительства могильника для отходов Игналинской АЭС.

— Я эту историю помню и, более того, на заседаниях координационной рабочей группы «Беларусь — ЕС» был одним из тех, кто поднимал этот вопрос перед европейскими партнерами. Литва реагировала так: считаем это своим внутренним делом. В то же время на протяжении многих лет отказывалась от сколь–нибудь конструктивного диалога по вопросу БелАЭС. Беларусь еще до начала строительства станции предлагала совместную эксплуатацию объекта. Позже наш МИД, Министерство природных ресурсов и охраны окружающей среды, Министерство энергетики и другие заинтересованные структуры регулярно предлагали литовцам посетить площадку, провести консультации. Не на словах — направляли официальные письма. Внятной реакции не получали, зато от литовского истеблишмента звучали эмоциональные оценки. Например: Россия создает «грязную» атомную станцию на нашей границе с Беларусью. Для нас это выглядит как истерика и конспирология. Два года назад сейм принял решение, согласно которому вопрос БелАЭС из плоскости технической, энергетической перенесен в сферу нацбезопасности. Отныне любые наши попытки выстроить отношения, найти точки соприкосновения попадают в поле зрения департамента госбезопасности и спецслужб. На мой взгляд, это неадекватная позиция.

— Почему они так поступают?

— С точки зрения здравого смысла и прагматизма действия литовских властей выглядят алогичными. Но Литва руководствуется соображениями геополитическими. В первую очередь — соображениями борьбы с Россией. Так литовская элита позиционирует себя с 90–х годов. И БелАЭС, которую строит «Росатом», расценивает как российский геополитический проект в Беларуси. Я убежден, что, если бы проект реализовывала, например, французская компания, реакция литовцев была бы другой. Что касается экологических «угроз», то атомные станции по российским проектам  строятся по всему миру и нигде сбоев не было. И вообще, выглядит странно, когда Литва пытается диктовать суверенному государству, которым является Беларусь, решения в области энергетики.

— Как нам, простым гражданам, реагировать на поведение Литвы и, в частности, на принятые в Женеве решения? 

— Думаю, что никак, поскольку с точки зрения простого человека недружественную позицию занимают не литовцы как народ, а их политическое руководство. Итоги заседания в Женеве не являются для нас юридически обязательными. Станция будет построена в любом случае, вне зависимости от позиции литовской стороны. Говорить, что Россия реализует через нас какие–то свои интересы, достаточно глупо. Надеюсь, что литовская сторона  рано или поздно вновь перейдет к сотрудничеству с нашей страной в области энергетики.

Едва ли нужно какое-то резюме. Но любопытно прозвучавшее в начале февраля заявление председателя эстонского энергетического концерна, суть которого в  том, что поставляемая из России электроэнергия настолько дешевая, что европейские поставщики не в состоянии с ней конкурировать. Нет причин думать, что белорусская электроэнергия, произведенная на нашей атомной станции, будет дороже. Для того она и строится, чтобы страна обеспечила свои потребности и получила серьезный экспортный ресурс. Кстати, в прошлом году Литва закупила в нашей стране электроэнергии на 50 млн евро, в 8,5 раза больше, чем годом ранее.