В каждом уголке Беларуси есть своя Хатынь, которая напоминает о жестокости и бесчеловечности нацизма. В Кореличском районе за годы оккупации немецко-фашистскими захватчиками и их пособниками полностью сожжено 10 деревень, частично — 59 деревень и хуторов. Погибло более 5 тысяч мирных граждан.
Уроженка деревни Погорелка Еремичского сельсовета 93-летняя Валентина Николаевна Бусько вспоминает черные дни родного села и непростую судьбу своей семьи.
До войны Погорелка с ее 150 дворами и 747 жителями была процветающей и благополучной. Люди трудились на земле, держали хозяйство, ходили рыбачить на Нёман, в лес по грибы-ягоды. Валентина была пятой, самой младшей дочерью в семье Бурец. Родители Николай Дмитриевич и Мария Давидовна были люди трудолюбивые, имели ладный кусок земли и большое хозяйство. Но в июне 1941 года и до Погорелки добралась когтистая лапа безжалостного зверя, отмеченного проклятым знаком — свастикой. С самого начала войны в селе действовала подпольная комсомольская группа под руководством Ивана Мацко, члены которой позднее влились в партизанский отряд «Комсомольский». Конечно, местные жители чем могли помогали партизанам: пекли для них хлеб, делились одеждой и обувью, доставали лекарства.
— В наших домах немцы и полицаи часто проводили обыски, искали оружие, которое, как они думали, люди собирают для партизан, — вспоминает Валентина Николаевна. — Обычно это происходило ночью. Нас полураздетых выгоняли из хат, строили в шеренгу и наводили пулеметы. Постоянно повторяли: «За помощь партизанам – смерть всей семье». Не помню, чтобы что-то у кого-то находили: люди осторожничали, понимали, что изверги исполнят свои угрозы.
В один из августовских дней 1943 года жителей Погорелки предупредили: фашисты собираются сжечь село — собирайтесь и уходите. Люди стали в спешке собираться.
— Мы овечек на воз побросали, сами сели и быстрее за село. Прятались в урочище Волешково возле Нёмана, что километрах в трех от Погорелки. Отец по дороге все горевал, что корову не взял, послушал соседа, который сказал, что коровы могут своим мычанием выдать людей. Через некоторое время мы увидели зарево над деревней, отец сказал: «Всё, начали жечь дома, нелюди». Он недавно построил новое гумно, заполнил его сеном. Было очень страшно, мы все плакали, — вспоминает женщина.
Через несколько дней сельчане стали возвращаться в родное село, от которого осталось только пепелище. Уцелел только один дом, крытый жестью, там на первое время разместили детей. Потом семья Валентины отправилась в Новосёлки, где жила ее старшая замужняя сестра Оля. Жили впроголодь: мать сварит каши на воде, животы полные, а есть все равно хочется. Ходили прозрачные от голода. Другим погорельцам тоже было не легче: жили в землянках или у чужих людей, голодали.
А в 1944 году новая беда: почти всю семью – отца, мать, Валентину и двоих младших сестер Женю и Тасю забрали в Германию. В товарных вагонах без пищи и воды доехали до Калининграда, где их стали отбирать бауэры.
— Мы попали к Шульцу. Жили в сарае на чердаке. У него было много коров, так что работа не переводилась, ее хватало всем: и родителям, и нам. Жили у бауэра еще два пленных поляка, тоже работали на него. Из лагеря приходили два пленных француза. Трудиться приходилось очень много, — вспоминает женщина.
Весной 1945 года пленников освободили, и семья отправилась в Беларусь. Доехали до Пиллау, а там все мосты взорваны (немцы при отступлении уничтожили все переправы). Советские солдаты наводили мосты и так переправляли людей. Однако семья Валентины не сразу вернулась в родное село: некоторое время они работали в советском госпитале на границе Германии с Литвой, помогали ухаживать за ранеными.
Когда вернулись в Погорелку, жили некоторое время у замужней сестры, муж которой успел после войны поставить хату. Вскоре начали отстраиваться и сами. И уже когда, казалось, все наладилось, новая страшная беда: умирает отец. Во время строительства напоролся на острие дерева и пробил легкое. Так мать осталась одна с тремя дочерьми на руках.
— Ой, а у нас земля незасеянная! Мама пошла по людям милостыню просить. Я ей говорю: ищи мне работу. Так я оказалась в Чижиновцах, стала коровьим пастушком. Помню, зашла в этот дом, а там на столе хлеб лежит, капуста вареная… Немного отъелась у них. Они люди хорошие были, жалели меня, сироту. Работала у них за зерно. Так мама смогла засеять землю. Я в Чижиновцах два года работала. Как стало полегче, домой вернулась. В 16 лет пошла работать на швейную фабрику в Новогрудок. Через 6 лет вышла замуж, родила детей. Потом перебрались в Погорелку, — вспоминает Валентина Николаевна.
В своем почтенном возрасте женщина живет у своей дочери в Еремичах. Непросто одной управляться в доме и во дворе, вместе, как ни говори, веселее. Утром встает – жарит дочери и зятю блины, потом читает, выходит на прогулку подышать свежим воздухом. Одно из самых любимых мест, где отдыхает душой, — храм Вознесения Господня. В 90-х годах Валентина Николаевна и еще несколько местных прихожанок занялись возрождением святыни. Своими силами вынесли весь мусор, вычистили и вымыли церковь. Всем миром проводили ремонт, добились, чтобы храм открыли для проведения богослужений. Для этого Валентина Николаевна ездила в Минск к самому митрополиту Минскому и Гродненскому, Патриаршему экзарху всея Беларуси Филарету.
— Я долгое время пела в церковном хоре. Главная моя молитва была и теперь остается – за мир без войны. Молюсь и о своих убиенных в войну односельчанах. 56 ни в чем не повинных человек погибли от рук карателей, а могли бы жить, радоваться. В деревне Новое Село нашего сельсовета стоит памятник в честь погибших от рук карателей мирных жителей. Люди туда приходят, несут цветы. Нужно, чтобы их помнили. Это наш долг.
Инна ЛЕЙКО
Фото автора, из архива семьи Бусько и открытых интернет-источников
