«Бывший плотник» из Бэнстеда — преступник
«Когда нашли Серафимовича и предварительное слушание было, я ездила в Лондон, — вспоминает Валентина Кеда, жительница деревни Новое Село Кореличского района Гродненской области (суд проходил в 1996 году). Этот видеорассказ передал мне ее родственник. — Всех выслушали. А в зале тишина. Я говорила, что видела, знала. Сколько говорила, столько плакала... Я приехала из своей далекой Беларуси рассказать, какое деяние творили они над нашим народом».
В 1993 году люди узнали, что нацистский пособник, в годы Великой Отечественной войны зверски истреблявший жителей белорусского Мира и окрестных деревень, почти полвека скрывался в пригороде Лондона, в тихом городке Бэнстед. И вот теперь преступлениям дана правовая оценка: 28 марта Верховный Суд Беларуси признал Серафимовича виновным в геноциде белорусского народа. Процесс вел судья Владимир Давыдов и народные заседатели.

Валентина Кеда.
Переводчик палача — один из главных свидетелей
14 карательных операций. На руках Серафимовича кровь более 4 тысяч человек, 626 из них — дети. Людей сжигали и хоронили заживо, расстреливали, вешали, истязали. Их дома грабили, деревни жгли. Часть населения захватывали и вывозили на принудительные работы в Германию… Все эпизоды и доказательства оглашал в суде в Минске государственный обвинитель по делу о геноциде Александр Демидов.
…Когда фашистская армия бежала на запад, оберполицай Серафимович понял, что здесь оставаться нельзя: таким, как он, прощения не будет. Переодевшись в польскую форму, бежал в Великобританию, где и жил с 1947 года, чуть подкорректировав дату рождения и фамилию на Серафинович. Вроде как ошибка перевода. Позаботился и о том, чтобы его фамилия никогда не указывалась ни в списках избирателей, ни в телефонных справочниках. Не подавал документы на гражданство, чтобы не вскрылось его страшное прошлое.
В Лондоне даже возглавил так называемое Белорусское освободительное движение (БОД), группировку таких же предателей, действовавшую в 1950 — 1957 годах. БОД появилось в Западной Германии, потом в Великобритании (устанавливая контакты с британскими спецслужбами). В районе Манчестера была школа, обучавшая диверсантов для переброски в Беларусь. При содействии британских спецслужб в БССР и Польшу перебрасывались разведдиверсионные вооруженные группы из числа членов БОД. По всей Западной Европе создавались аналогичные структуры, в том числе молодежные.
…Обвинение «бывшему плотнику» из Бэнстеда Серафимовичу впервые предъявили в 1995‑м, под давлением журналистов и общественности. Одним из главных свидетелей в лондонском суде выступил Освальд Руфайзен, который скрыл еврейское происхождение и в годы войны работал у Серафимовича переводчиком. Это позволило ему помогать узникам Мирского гетто, передавать им оружие, оказывать помощь в устройстве побегов, а также предупреждать людей из соседних деревень, когда нацисты собирались уничтожать их. Позже и сам был арестован, но смог сбежать к партизанам.


Обвинение «бывшему плотнику» из Бэнстеда Серафимовичу впервые предъявили в 1995‑м, под давлением журналистов и общественности.
Группировка Серафимовича, по свидетельству Освальда, расправилась почти с 4 тысячами жителей Мира. Из протокола допроса Освальда Руфайзена, март 1995 года:
«Белорусская полиция была известна как «Белорусская шуцманшафт», ее также называли «Белорусской вспомогательной полицией». Она состояла из белорусов и нескольких местных поляков. Обязанности Гестапо и СС находились в ведении полицмейстера. Он был начальником немецкой жандармерии, а также тайной полиции. Его звали Райнгольд Хайн».
Серафимович отдавал приказы непосредственно полицейским на месте и не делегировал полномочия другим подчиненным. Полицейских для «спецопераций» Серафимович отбирал лично. Также он был немецким шпионом, собиравшим для них информацию, и непосредственным контактным лицом между немецким командованием и местным населением, в том числе предателями. Руфайзен — один из тех, через кого Серафимович устно передавал собранные данные.
Вот что показал свидетель об убийстве людей в январе или феврале 1942‑го в деревне Криничное, в 20 км от местечка Мир: «…21 еврей, среди которых мужчины, женщины и 8 детей, был убит… Мы все были вооружены винтовками и носили пистолеты на поясе». Людей собрали в доме, переписали имена. Серафимович присутствовал, когда евреев повели к месту казни. «Их отвели шеренгой в амбар. Приказали лечь лицом в снег и расстреляли… Тела просто оставили на снегу, который был красным от крови». Рассказал о сожжении под руководством Серафимовича деревни Антонево, убийстве ее жителей. Говорил о зверствах в Мирском гетто, о планировавшейся окончательной ликвидации евреев в августе 1942‑го.
Руфайзен тоже приезжал в лондонский суд в 1990‑х. И вот через много лет он и убийца сидели в двух метрах друг от друга, но не перекинулись ни словом. Только рассказывал суду, что людей убивали безжалостно, ни детей не жалели, никого.
Тогда была собрана весомая доказательная база, однако громкий процесс в Англии закончился ничем. Хотя британские СМИ и бросались хлесткими заголовками. Газета Independent 18 января 1997‑го писала: «Перспективы успешного судебного преследования предполагаемого нацистского военного преступника в Великобритании вчера отступили, когда 86‑летний Шимон Серафинович был признан недееспособным предстать перед судом за убийство. После полицейского расследования стоимостью 5 млн фунтов стерлингов, еще 2 млн фунтов стерлингов судебных издержек, заключения под стражу мировым судьей и девятидневного слушания в Королевском суде г-н Серафинович вышел на свободу, по-видимому, слишком слабый и растерянный, чтобы предстать перед тремя обвинениями в убийстве евреев».
В январе 1997‑го производство по делу приостановили в связи с болезнью обвиняемого. Вскоре он умер. Отдельные пэры, лорды назвали тот суд «пустой тратой времени парламента, полиции и судебной системы, а также колоссальной тратой государственных денег».
Суд истории. 80 лет спустя
В начале войны создавались полицейские участки, по воспоминаниям местного населения, самые жестокие палачи были в Мире (тогда местными полицаями руководил Серафимович), Турце и Кореличах. В народе полицаев называли бобиками. Никто из них тогда не скрывался, поэтому фамилии предателей хорошо известны и сохранились в документах.
За свидетелем по делу о геноциде Марией Беленовой поднимаюсь в зал Кореличского районного краеведческого музея, где многое сказано о той трагедии. В руках у старшего научного сотрудника музея письма, воспоминания выживших людей, копии актов, протоколов допросов, удостоверений узников гетто, фотографии, вырезки из наших и британских газет 1990‑х…
— Любовь Рубиновна рассказывала мне, как после войны искала палача, — слушаю Марию Беленову. — «Изверг, убийца» — так она о нем говорила. Сказала: «Когда мы подошли к его английскому дому и позвонили в дверь, открыл высокий худощавый пожилой человек и сразу побледнел. Не знаю, догадался или узнал, но сказал: «Не докажете».

Мария Беленова многое рассказала о трагедии в Кореличском районе в годы войны.
Более полувека носила в себе ту боль Любовь Воронович. 10 января 1942‑го на ее глазах на хуторе Криничное (под м. Мир) расстреляли пятилетнюю дочь Галину, отца, маму, трех сестер и брата, дядю, тетю, их шестерых внуков, зятя и невестку. Одному из извергов приглянулся свитер убитой женщины, и он стащил его с мертвого тела. А она, девочка Люба Воронович, в кустах не может даже пошевелиться.
Приказы, говорила она в 1990‑х, лично отдавал Серафимович. Когда узнала, что убийца спокойно живет на Британских островах, то поехала в Лондон, как и другие свидетели, чтобы потребовать привлечь преступника к ответу. Карательный батальон Серафимовича на белорусской земле прославился звериной жестокостью.
— А где-то через год после их возвращения из Лондона — сенсация на весь наш район: убили Любовь Воронович, — продолжает работник музея. — Она лежала в коридоре своего дома с веревкой на шее, телефонный провод был перерезан. Преступление это не раскрыто до сих пор. Люди говорили: мол, английский след.
…Деревню Новое Село Кореличского района нацисты сжигали дважды — весной и летом 1943 года. Оба раза людей сгоняли в сарай, дом и поджигали. Тех, кто пытался спастись, останавливали пулями. Стефанию Синицу сожгли с двухмесячным ребенком, Ольгу Чередойло — с двумя внуками, Марилю Гинак — с четырьмя детьми.
Из воспоминаний жительницы Нового Села Анны Штытько: «96 детей спалили и расстреляли озверевшие фашисты, у которых не было жалости даже к младенцам. 12 мальчиков и девочек, моих одногодок, погибли в страшных муках в огне… Кеда Иван, которому было только 7 лет, тоже хотел жить. И когда каратели согнали 75 человек в гумно Карницкого (хутор Карницкого находился рядом с Новым Селом, там сожгли женщин и детей, которые приходили сюда из леса переночевать. — Прим. авт.), Ваня своими маленькими ручками отодвинул камни фундамента и вылез на улицу. Звал маму, просил выбираться остальных, побежал за гумно. Но эсэсовец догнал его и застрелил. Его нашли мертвым с резиновым мячиком в руке».
Деревню сожгли дотла. Одна из немногих выживших — Ирина Кеда — спряталась в соломе. Ее письмо я нашла в музее Еремичской школы: «Про войну вспоминать очень тяжело. Когда началась война, мне было 7 лет. Нас в семье было 5 детей… Приехали немцы, нас всех выгнали на улицу. Я испугалась, спряталась во дворе (на хуторе Карницкого. — Прим. авт.). Немцы погнали народ обратно в деревню… Я всю дорогу шла за ними… Я спряталась в солому. Их погнали на край деревни. Я слышала стрельбу из автоматов и дикие крики. Людей согнали в дом и подожгли. Стоял дым и едкий запах, было тяжело дышать. Так я пролежала около 3 дней. Утром услышала плач женщины, вышла к ней… Она мне рассказала, что всех сожгли, в том числе и мою мать». Девочка осталась сиротой, воспитывалась в детском доме.

...Одна из немногих выживших — Ирина Кеда — спряталась в соломе. Ее письмо я нашла в музее Еремичской школы.
Во время блокады в Кореличском районе нацисты при содействии Серафимовича полностью сожгли 12 деревень, 44 деревни частично пострадали, погибло более 5 тысяч мирных жителей.
Из доказательств, полученных из архивных уголовных дел, об участии Серафимовича в преступлении 13 — 14 января 1943 года в деревне Лядки Мирского района. Свидетель Арсений Карпович: «Мне известно, что турецкая полиция принимала участие в сожжении нашей деревни и расстреле семей партизан. Всего около 64 человек. В ту ночь была расстреляна и моя семья: отец, брат, две сестры, две тети и тяжело ранена мать». Мать свидетеля умерла через 40 дней после получения ранения.
Уроженец Лядок Сергей Можейко на допросе в 1946‑м рассказал, что в январе 1943‑го ночью к ним в дом пришли: начальник мирской районной полиции Серафимович, начальник полиции местечка Турец Галецкий, его брат Галецкий Семен, житель д. Обрины Борищик, житель д. Синявской Слободы Балабанович, Сенкевич из м. Новосвержень Столбцовского района, Баранчик Григорий из Погорелки. Пили самогон, завтракали, а потом стали убивать. «Серафимович приказал всем ложиться, и в это время началась стрельба. Мать сидела на печи, Серафимович выстрелил из нагана ей в голову…»
— Я вот тоже думаю: ну вот они собирали списки партизан, откуда фашисты знали, кто был в партизанах? — говорит мне Мария Беленова. — Значит, докладывали местные предатели, полицаи, «бобики» эти… У меня судья на процессе в Верховном Суде спрашивал, почему Серафимович так себя повел? По одной из версий, он работал на мельнице, по другой — владел мельницей, которую национализировали. Так если и национализировали, то что, за мельницу нужно столько людей убить?
Люди жили в постоянном страхе
Летом 1943‑го, спасаясь от нацистов, жители деревни Погорелки бежали вдоль Немана в лес, в урочище Волешково. Тем же путем теперь идем и мы с Леонидом Кудиным (свидетель по делу о геноциде). О тех событиях он знает со слов родственников, к примеру, со слов троюродной сестры, Валентины Кеды. Прадеда свидетеля расстреляли недалеко от реки. По дороге рассказал, что людей предупредили партизаны:
— Люди боялись, что будет как в Новом Селе. И когда появилась реальная опасность, что полицаи придут в деревню и будут жечь, люди побежали сюда, к урочищу на Немане. Партизаны помогали переправиться через реку. Переправлялись кто мог плавать, у кого были силы. В основном, кто не умел плавать, остались на этом берегу... Вот где-то в этом овраге прятались, человек 60.

Летом 1943‑го, спасаясь от нацистов, жители Погорелки бежали вдоль Немана в лес. Тем же путем теперь идем и мы с Леонидом Кудиным.
Здесь их и нашла группировка Серафимовича. Несколько человек отвели подальше и расстреляли, двоих Серафимович забил дубиной до смерти прямо там. Просто сводил давние счеты. Видела это и Валентина Кеда. Урочище на Немане, где прятались сельчане, находится в нескольких километрах от Погорелки. Туда людей потом и погнали, там сортировали: кого на принудительные работы в Германию, кого убить, сжечь. В деревне остались только старики, женщины и дети, говорит свидетель.
То лето 1943‑го едва пережил житель поселка Первомайский Еремичского сельсовета Владимир Жук. Владимир Валерьянович рассказывает сбивчиво, годы берут свое, все же 91‑й год. Семья тогда жила на хуторе Барак, это западная окраина Налибокской пущи. Родители помогали партизанам, кормили. И однажды они сообщили, что фашисты планируют блокаду пущи и что нужно уходить в лес. Народу собралось много: люди из окрестных деревень, с телегами с вещами. Остановились отдохнуть — застрочили пулеметы, говорит мне Владимир Жук:
— Мы со старшим братом побежали. А эти пули по кустам. И как нас только там не убило?.. Отец нашел нас в лесу только на следующий день. Еще одного брата в ногу ранило… Вернулись на место стоянки. Там лежали мертвые люди, похоронили их. Телеги были разграблены, побиты. Лошадей каратели увели с собой. Дома все было сожжено, только печь осталась.

Владимир Жук.
Отец, говорит, соорудил какой-то шалаш, мама готовила в печи еду из того, что было. Потом люди снова побежали в лес, под защиту партизан.
— Дед отказался идти, думал, что его, старика, не тронут. Деда убили, сожгли. На месте, где он лежал, осталась горка пепла… И печь гранатой разворотили, увидев, что ею пользовались.
…Неожиданная встреча в лесу, на берегу Немана. Александр Царюк из Погорелки — сын партизана. Узнал, что тут журналисты, примчался на своем жигуленке. Не удивлюсь, если его когда-нибудь снимут в кино, эмоции — от слез и до радости. И все искренне. Александру Александровичу было важно выговориться, поделиться тем тяжелым, что на сердце.

Александр Царюк — сын партизана.
Рассказал, как его папа, тогда еще 15‑летний пацан, собирал и прятал найденное оружие, а потом отдал в партизанский отряд. Как Серафимович устраивал обыск у погорельцев, заперев их в сарае: мол, если найдут оружие — всех сожгут. Как арестовали отца и как тот сбежал к партизанам, когда уже вели на расстрел. Вспомнил рассказы матери о расстреле людей под Еремичами:
— Там тоже командовал Серафимович. И немцы были, но командовал он. А потом погрузили на телеги вещи убитых и увезли. Кат из катов был, мама говорила. А в Лядках! Они тоже приехали, заходили в хаты… Все семьи побили, с детьми!
Тогда, в ночь с 13 на 14 января 1943‑го, в Лядках, оглашал материалы дела в суде гособвинитель, мирская полиция расстреляла более 70 человек.
Мирский замок. В годы войны здесь было гетто, здесь истязали и убивали людей. Сперва оно находилось в одном из старых кварталов, затем евреев переместили в одну из башен и подвал замка.
Там, говорит мне экскурсовод музея «Замковый комплекс «Мир» Анна Езерская, удобнее было крепить колючую проволоку и ставить пулеметы:
— Первые массовые расстрелы были начаты 9 ноября 1941 года. Именно в этот день полторы тысячи евреев расстреляли за северным валом Мирского замка. Согласно воспоминаниям местных жителей, резня длилась весь день. Именно в этот день погибли молодые и старые, взрослые и дети. Именно в этот день большая часть еврейского населения была уничтожена.

Мир. Анна Езерская вела к месту расстрела полицаями местных жителей в 1941‑м.
Колонна стояла от моста до самого рва. Никто не пытался бежать. Люди послушно подходили к краю рва, снимали украшения, часы, одежду, и их убивали. Предположительно в это время еще 750 человек были расстреляны на западной околице местечка.
Из воспоминаний выжившей узницы гетто Сары Ландер: «Война застала меня 11‑летней школьницей», «мои бабушка и дедушка не выдерживают всего этого, и, поскольку они работали в аптеке, у них был яд. Выпили яд, на кровати уснули, потом их сбросили из окна, где похоронили — я не знаю», «моей двоюродной сестренке, ей было лет 6, дают яд, она говорит: «Мама, у меня же животик не болит, зачем ты мне порошочек даешь?» Тетя Соня дала ей яд, она уснула и не проснулась». 13 августа 1942‑го гетто было полностью ликвидировано.
Расстрелы проводили местные полицаи. В документах Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков фамилия Серафимовича — в числе первых карателей, которые причастны к массовому уничтожению евреев в Мирском гетто.
Как следует из материалов уголовного дела, под руководством Серафимовича в Мирском районе было уничтожено не менее 3736 человек, в том числе не менее 519 детей. До расследования уголовного дела Генпрокуратурой Беларуси считалось, что количество жертв вдвое меньше.
«Они стали настоящими чудовищами»
«Полицейские-добровольцы, — говорила на допросе свидетель из Мира Галина Мясищева, работала у бургомистра в прислуге, — были абсолютно нормальными людьми, и никто не мог себе представить, что они могут так измениться. Они стали настоящими чудовищами». Отца Галины полицаи убили летом 1941‑го, в ноябре вместе с другими местными жителями расстреляли ее мать, брата и сестру: «Во время ноябрьских расстрелов начальником полиции в Мире был Серафимович. У него была репутация очень жестокого человека, который мог убить просто так».
Из протокола допроса свидетеля Сергея Ворончука, переводчика, в 1990‑х сотрудничавшего с английской газетой Sunday Express. Собирал и публиковал информацию о тех, кто был причастен к убийствам в Беларуси в годы войны, в том числе к убийствам семей Любови Воронович и Розы Филиппович. Кто первоначально установил местонахождение Серафимовича, спросили у свидетеля. «Барри Пенроуз. Он его выследил в церкви… Он настолько был уверен, что к нему никто уже не сможет подкопаться, что, когда его спросили: «Это ты возглавлял отряд полицаев в городе Мир Гродненской области?», он не колеблясь: «Да, я». Все жители Мира знали, что главный полицай — Серафимович».
Барановичи. Здесь теперь живет потерпевший по делу о геноциде Александр Волчек. От рук карателя в годы оккупации погиб его прадедушка Леон Волчек (в июле 1943‑го Серафимович лично расстрелял его вместе с другими жителями Погорелки). Прадед был председателем колхоза. Но причина убийства, скорее, другая, говорит: «Убийство видел мой дядя, тогда подросток. Серафимович зачищал следы. Когда фашистов погнали от Сталинграда, Серафимович приехал к моему прадеду. Спрашивал, мол, немцы, судя по всему, войну проиграют, как бы ему обратно переметнуться. Ему ответили, что его вряд ли простят. А летом 1943‑го начал убирать свидетелей».
С 1993 года мой собеседник, тогда участковый инспектор милиции в Кореличском районе, сопровождал в Беларуси британских детективов. Они опрашивали жителей деревень, а также подельников карателя. «Наши службы препятствий не чинили, наоборот, помогали в сборе доказательств, были максимально открыты. Помню, детективы поговорили с людьми, а когда уехали, люди еще долго не расходились, обсуждали: неужто действительно преступник будет наказан? Те из местных, кто опознал Серафимовича по фотографиям, потом летали в Лондон для дачи показаний… Выявили ведь и еще нескольких карателей, прячутся в Канаде».

Александр Волчек в 1990‑х сопровождал в Беларуси британских детективов.
Со слов прокурора Александра Демидова, жертвами Серафимовича в основном становились те, кто не мог оказать сопротивления по возрасту, болезни: дети, старики, женщины… Мне, как журналисту, привычно видеть в зале на процессе потерпевших… Почти пять тысяч убитых людей. А скольких нацисты уничтожили, не оставив следов? Если бы все эти люди, только по делу Серафимовича, находились сейчас здесь, и площади было бы мало.
Предатель и трус Серафимович до конца своих дней оставался предателем и трусом. Даже в последние годы ему не хватило смелости признаться, покаяться… В своих показаниях в 1990‑х преступник говорил, что, мол, от зари до зари, в выходные и праздники трудился на мельнице до 1944 года. Что полицаем стал и даже возглавил группировку, исключительно чтобы «защитить местное население», «спасти евреев», уверял, что помогал партизанам. Никого, мол, не убивал, в карательных операциях не участвовал, деревни не сжигал, приказов к истреблению белорусского населения не отдавал… Однако слишком тяжелый груз доказательств.

СПРАВКА
Семен Серафимович родился в 1910 году в д. Скоморошки, сейчас это Столбцовский район Минской области. В каратели пошел сознательно. Осенью 1941‑го добровольно вступил в военизированное подразделение районной вспомогательной полиции в местечке Мир и возглавил его. Осенью 1943‑го нацистский холуй пошел на повышение: возглавил усиленный карательный отряд в Барановичах. Исполняя приказы командования территориальных формирований СС и полиции оккупационного режима, руководил и лично участвовал в карательных операциях, уничтожая белорусское население.